Электронная библиотека "Тверские авторы"
ЖЕЛЕЗНЫЙ ГОРОД
Ночь погребальным саваном укутала мёртвое поле. Возле палатки кукурузнозубого полководца ярко пылал костёр, и слышались пьяные крики. Это горстка оставшихся в живых победителей заливала вином ужас и горечь своей «победы».
В свете костра пьяный Кулёма гонялся за обожравшимся мертвечиной стервятником. Птица настолько отяжелела, что взлететь не могла, но, несмотря на это, была куда проворней своего преследователя-увальня. Монах то и дело с руганью вытаскивал из земли саблю, завязнувшую в ней после очередного неудачного удара.
Слившийся с камнем Иван сидел, упершись угрюмым взглядом в мятущееся пламя костра. Он никак не мог избавиться от наваждения жутких видений прошедшей Битвы. До сих пор ему мнилось, что в руках его бьётся и брызжет кровью горячее сердце Сольвейг. Мысли тяжёлыми жерновами перемалывали события минувшего дня.
После Битвы коротышка разделил уцелевших ратников на два отряда и отправил их на фланги добивать тяжело раненных воинов. Там лучи Святыни были ослаблены и разили не насмерть, отчего многим горожанам предстояло умирать мучительно долго.
Пример кровавой бойни подал лично кукурузнозубый. Он приказал отыскать Хельги и сам прикончил своего истекающего кровью врага, вонзив ему в горло кинжал. Волею случая, оказавшийся рядом Иван видел, как при этом хищно исказилось лицо коротышки, и он стал похож на настигнувшего свою жертву матёрого волка. Сам Тимофеев не принимал участия в «милосердной» резне. Выполняя приказ полководца, он вместе с монахом копал возле реки Бережи могилу для Сольвейг и Гуди. Брат ушёл вместе с сестрой, не выдержав её чудовищной смерти. Грунт был каменистым, тяжёлым и время от времени Иван бросал заступ и, отдыхая, смотрел как ветер играет, словно с живыми, с русыми кудрями остывающей Сольвейг и белыми Гуди, который поседел в одночасье.
Теперь, сидя на камне возле костра, Иван вспоминал бьющееся в его руках сердце Соль и хищно, по-волчьи оскаленное лицо коротышки. «Сколько убитых! Ради чего!? Ради того чтобы сделать мир справедливым и добрым? Сказка для легковерной толпы. А коротышка – сказочник-лжец, ведущий к неясной и призрачной цели».
«Варвары с гор!» - гаркнул сторожевой от палатки, - «Вас вызывает к себе полководец!»
В палатке кукурузнозубого было неприютно и сумрачно. Лишь через отверстие в её верхней части вливался серебристо-белым потоком свет полной луны. В круге этого света стоял низкий столик с чашами для вина и большим кувшином.
-Налей нам вина, монах, и себя не забудь, – встретил их без приветствия коротышка. Движения его были скупы и тверды, но глаза казались фарфоровыми и неживыми в проникающем извне лунном, мертвенном свете.
С величайшей осторожностью, точно это был яд, Кулёма розлил по чашам вино и присел, поближе к Ивану и подальше от коротышки.
-Значит ты, сынок, - кукурузнозубый взял полную чашу с вином и с лукавой улыбкой заглянул Ивану в лицо, - считаешь, что я - лжец, ведущий к неясной и призрачной цели, и что сделать этот Мир справедливым и добрым нельзя?
Иван онемел. Он не обратил внимания, что коротышка назвал его сыном, хотя годами они были примерно равны. Тимофеева поразило другое: то, что мысли его были прочитаны полководцем, как раскрытая книга.
-Прости, о Великий, – в наступившей тишине неожиданно прорезался голос Кулёмы,- Мы нисколько не сомневаемся в том, что ты сделаешь этот Мир справедливым и … добрым.
При слове «великий» фарфоровые глаза коротышки вновь замерцали лукаво:
-Несомненно ты прав … О МОНАХ. Я, и вправду, Великий. Великий … лжец.
Кулёма поперхнулся вином и закашлялся.
-Я - Великий лжец, - не обращая внимания на смутившегося монаха, повторил кукурузнозубый, - Потому что справедливый и добрый Мир – это лживая сказка. Как можно из кривых кирпичей построить великолепный дворец? Как можно завистливых и злых людей заставить жить в доброте и мире? – глаза коротышки тускло блеснули, отражая ночное Светило и Тимофееву вдруг показалось, что из дублёного ветром и солнцем черепа на него смотрят две маленькие Луны. – Я нагло лгал для того, чтобы вести людей к своей собственной цели.
-Какую же цель ты преследовал? – Иван не скрывал своего удивления поразительной откровенности полководца.
-Знаешь, сынок, - фарфоровые глаза кукурузнозубого вдруг ожили и засветились таинственным светом, - Есть у меня мечта. К живому дереву привить черенок из железа и … чтобы он ожил.
Иван отшатнулся, пытаясь вглядеться в лицо коротышки и понять. Он пьян? Или сумасшедший? Или то и другое?
-Нет-нет! – кукурузнозубый понял сомнения своего собеседника, - Я с ума не сошёл! Поверь! Это очень просто. Трудно другое … - и, как бы доверяя своему собеседнику Великую тайну, он горячо задышал ему в самое ухо, - Трудно сделать так … Чтобы живое дерево при этом ОСТАВАЛОСЬ ЖИВЫМ. – кукурузнозубый пьяно качнулся. Тимофеев попытался подняться, чтобы уйти, но хозяин палатки цепко ухватил его за рукав и, обдавая вином, лихорадочно-быстро заговорил, - Знай, сынок, создавая человека, Великое Солнце так настроило струны его души, чтобы на них можно было играть только те мелодии, что нужны и приятны Создателю, – он вдруг резко отодвинулся от Ивана и сокрушённо поник головой. – Я человек с длинной волей. Я иду против Бога. Я пытаюсь сойти с уготованной Богом Дороги. На Божественном инструменте я пытаюсь играть человеческие мотивы …
Лицо коротышки оказалось в круге лунного света, и оцепеневший Иван увидал, что фарфоровые глаза полководца безумны. Он тихо поднялся и сделал шаг к выходу из палатки, но голос кукурузнозубого, теперь уже до удивления рассудочный, трезвый, остановил его:
-Сынок, ты Соль похоронил? – и, не дожидаясь ответа, коротышка задал новый вопрос, - А медальон, мой подарок ей, ты догадался оставить?
Ошеломлённый Иван лишь отрицательно покачал головой.
-Жаль. Это память. Ну, ничего. Я поправлю. Иди. Я больше тебя не держу … - кукурузнозубый провел рукой по своему лицу и затих …
Очнувшись после тяжёлого сна, Тимофеев угрюмо сидел возле костра. Перед ним неотступно стояли глаза коротышки: «Я человек с длинной волей. Я иду против Бога»… «Разве можно идти против Бога? Разве можно сойти с уготованной Богом Дороги? Убить стольких людей ради нелепой, неисполнимой мечты?» - Тимофееву вспомнилось усеянное трупами поле и Сольвейг с зияющей раной в груди.
-Иван! - вдруг окликнул его монах, - Я пойду – умоюсь к реке. Мне что-то неймётся.
Тимофеев кивнул головой, и Кулёма начал вяло спускаться по косогору к реке Береже. Но вернулся он неожиданно скоро, зажимая в руке какой-то круглый предмет:
-Посмотри, Иван. Я что-то нашёл, – на раскрытой ладони монаха лежал серый камень.
Иван нехотя взял довольно тяжёлый камень-голыш. Потёр его пальцем, и … глаза его удивлённо раскрылись. Серенький камень неожиданно отозвался мягким отблеском золота. Заинтересовавшись, Тимофеев спустился к реке и стал его отмывать. Грязь от «камня» отходила с трудом. Он, по-видимому, пролежал в земле долгое время. Но чем чётче проявлялся рисунок на поверхности плоской и круглой находки, тем всё более в жутковатом предчувствии замирало сердце Ивана. И когда, наконец-то, он понял, ЧТО держит в руках, на лбу его проступили капли холодного пота.
-Иван! – с крутояра послышался голос Кулёмы, - Что намыл?
Не отвечая, Тимофеев поднялся по косогору и так же, молча, раскрыл перед Кулёмой ладонь. Монах с любопытством взглянул на отмытый от грязи предмет и … отшатнулся:
-Не может быть!
-Может, – глухо отозвался Иван.
На его руке лежал золотой медальон, изображающий двух держащихся за лапки дракончиков. Один из них был насуплен и зол. Другой – благодушен и весел. На реке Береже Кулёма нежданно-негаданно нашёл заросший вековой грязью медальон Соль, который, прощаясь с ней, совсем недавно вложил в её мёртвую руку Иван.
-Ты где его отыскал? Покажи. – Тимофеев взглянул на монаха.
Они спустились к реке. В том самом месте, где Кулёма углядел средь камней медальон, из подмытого течением берега едва приметно выглядывали белые кости. Иван достал нож и стал их высвобождать из земли. Довольно скоро на промытом водою песке лежали два сложенных монахом скелета. Один из них, в котором не хватало унесённых рекою костей, когда-то был красавицей Соль. Другой, в котором все косточки лежали на месте, принадлежал её брату Гуди.
Иван и монах очень долго стояли, смотрели на них и молчали. Затем они осторожно сложили в плащ останки давным-давно ушедших из жизни людей. Медленно, как бы неся неподъёмную ношу, поднялись на крутой берег. И второй раз за день возле реки Бережи похоронили Сольвейг и Гуди.
Медальон Тимофеев оставил себе, вспомнив слова коротышки из сна. Он аккуратно завернул его в чистую тряпочку и положил в потайной карман.
-Присаживайся, Ванюша. Что ты стоишь? Как будто здесь первый раз? – слова, точно сахар, таяли на устах настоятеля. Изображая на своём лице благодушие, он перевёл взгляд с вошедшего в монастырский садик Ивана на померанцеволысого градоначальника, который находился здесь же, в саду, как бы и ему, предлагая порадоваться приходу желанного гостя.
Прошло не более суток с тех пор, как Тимофеев вместе с Кулёмой вернулся в родной посёлок. Возле родимого дома Ивана, как всегда, поджидали его фиолетоворожий сосед Червяков и фиолетовоухий боров Михрютка. Почти не пьяный сосед Червяков, едва заметив Ивана, торопливо снял шляпу и почему-то подобострастно ему поклонился:
-Наше вам … - и, слегка поразмыслив, добавил, - С кисточкой …
Немного озадаченный подобной изысканной вежливостью, Иван остановился и в тон Червякову ответил:
-Наше вам … с двумя кисточками.
Лежащий в луже громадный, фиолетовоухий боров громоподобно, но одобрительно хрюкнул.
Иван уже порядочно отошёл от соседа, но вдруг в запоздалом удивлении оглянулся. Червяков немедленно снова согнулся в очень низком поклоне, и даже решил было помахать ему вежливо шляпой, но не рассчитал и пополоскал ею в луже, прямо перед фиолетовой мордой Михрютки.
Слегка удивлённый такой поразительной вежливостью Червякова, Тимофеев отнес её к необычной трезвости своего соседа, которая действовала на него последнее время даже более пагубно, чем вино. Однако и дома его ждали сплошные загадки. Увидев супруга, Дарья неожиданно расплылась, точно ей подарили печатный пряник. А собирая ужин на стол, она с такой гордостью посматривала на Ивана, что тот, наконец, не выдержал и сердито спросил:
-Вы что здесь все мухоморов объелись? Сосед мне кланяется, будто о землю готов лоб расшибить. А у тебя на лице - сплошное веселье и счастье.
Тут Даша смутилась и стала рассказывать мужу бог невесть что. Оказывается, по посёлку давно уже бродят упорные слухи о том, что по приезду ходить Ивану в больших начальниках. А первым домой эти слухи принёс их сын Виктор. В школе классный наставник, перед тем как его пороть, сказал, дескать, так: «Радуйся, балбес, розгам, как празднику. В вашем семействе ум только через порку и прибавляется. Вот твоего папашу секли, как сидорову козу, а теперь он в большие начальники метит».
-Это правда? – спросил Тимофеев Виктора, который ел кашу за общим столом.
Тот кивнул головой.
-А ты ему гвоздь незаметно вбей в стул, - сказал папа сыну. – Тонкий такой, щаповой. Я покажу, как это сделать.
На этом разговор о дурацких слухах закончился. Иван полагал, что более он о них и не вспомнит. Но утром его вызвали в монастырь по какому-то не очень понятному, почти тайному делу.
Теперь он сидел за столиком в монастырском саду и терялся в догадках, что скажет ему отец Ерофей. Однако Ерошка всё медлил. Наконец, поелозив по стенке глазами, он обратил их на своего посетителя:
-Все мы знаем, Иван, что Малые Пупцы по воле Великого Солнца стали жертвой стихии.
Тимофеев промолчал.
-Так вот … Мы хотим предложить тебе, Ваня … то есть Иван, - с запинкой поправился настоятель, - Заново отстроить Малые Пупцы и стать их … градоначальником, – с натугой выдавил он.
В наступившей гробовой тишине, оттеняемой звонким чириканьем воробьев, раздался громоподобный стук. Это на каменный пол упала курительная трубка, вывалившаяся из внезапно ослабевших пальцев померанцеволысого градоначальника.
У Ивана что-то оборвалось внутри, и сердце зашлось от волнения, но он виду не подал, а осторожно спросил:
-А кто же меня назначил?
-Наши друзья, - в сознание Ивана проникли слова, произнесённые до удивления знакомым ему голосом. Занятый своими мыслями, он не заметил … стоящего возле вишнёвого дерева посвящённого Виктора.
-Ты согласен? – неожиданно спросил его Виктор.
И хотя посвященный не прояснил: с ЧЕМ должен был согласиться Иван, тот немедленно понял вопрос и, не разжимая губ, прошептал:
-Да, я согласен.
После посещения Обители Вещего, после Великой Битвы, после того, ЧТО он увидел и понял, Иван был согласен участвовать в заговоре посвященных.
Виктор тотчас исчез. Возле вишнёвого деревца, где он только что зримо стоял, два воробья клевали хлебную корку. Тимофеев смущенно прикрыл рукою лицо: «С этими сумасшедшими снами, не стал ли он сам сумасшедшим?» Из-под ладони Иван украдкой взглянул на своих собеседников: «Возможно, они заметили, что с ним творится что-то неладное?» Но настоятель и померанцеволысый градоначальник почему-то разом притихли и как-то странно поджались. Над чайным столиком зависло таинственное молчание. Не вдруг и не сразу его осмелился прервать настоятель.
-Дозволь, Ванюша, к тебе обратиться с просьбой, - голос Ерофея звучал заискивающе и даже подобострастно, - Прежде чем ты начнешь строить заново сгоревший посёлок, сделай на радость прихожанам нашего храма Драконову арку. Понимаю! – поспешно поднял длань настоятель, как бы предвидя отказ, хотя Тимофеев и не думал ему возражать, - Тебе топором или там молотком теперь махать не к лицу. Да ты уж прости меня грешного – более арку-то сделать некому …
Домой Тимофеев вернулся не скоро. Желая хотя бы немного искупить свою вину за гибель Малых Пупцов, он сходу включился в обсуждение дел по строительству нового посёлка. Однако давая указания померанцеволысому градоначальнику, который неожиданно попал к нему в подчинённые, он убедился, что имеет дело с редким болваном. Ивану долго и нудно пришлось ему объяснять где нужно валить для строительства лес и почему угарно-пьяного Червякова никак нельзя ставить во главе лесорубов.
Скрепя сердце, Иван поручил навязанному ему помощнику подготовку к строительству новых Малых Пупцов, а сам немедленно принялся ваять Драконову арку. Работа над необычайным сооружением шла на удивление споро: уже через пару недель возле монастырских ворот возвышалась весьма занимательная скульптура. Особенно мастеру удались две соединенные туловищем плоскомордые головы. Одна из них, свирепо оскалившая клыки, живо напоминала Тимофееву хулиганистого Раздолбая. Другая, со сладкими, с поволокой глазами, - развратного неженку Альва.
-А точно ли ты, Иванушка, эту арку отобразил? – спросил у него подошедший полюбопытствовать настоятель, с сомнением разглядывая похабные морды каменных жеребцов.
-Один в один, - заверил его Тимофеев, заканчивая высекать на сладкой и одновременно наглой роже Альва обломанный в драке клык.
-А что будет вечно, Ванюша?
На этот вопрос Тимофеев лишь неопределённо пожал плечами. Он сам и не раз и не два задумывался над смыслом загадочной надписи «Так будет вечно», начертанной на могучей руке, сжимающей змеиное тело. Но мастер, ушедший много веков назад, унёс эту тайну с собой безвозвратно. Однако настоятель растолковал молчание Ивана по-своему. Он помыслил, что недостоин того чтобы ему поведали сокровенный смысл тайных слов и удалился в смущении.
А вечером того же дня, когда народу уже было дозволено лицезреть готовую Драконову арку, Иван и Кулёма сидели возле костра и пристально смотрели на рукоять чёрной палки, калившейся в жарком огне. Ивану не терпелось узнать, как распорядился коротышка своей кровавой победой.
Они оказались на той самой городской пустоши, на которой перед Битвой варвары разбирали оружие. Однако на этот раз здесь толпился какой-то совершенно непонятный народ. Иван попытался всмотреться – сообразить: кто это такие? Но совершенно неожиданно от толпы отделился маленький человечек и, словно комета, понесся в сторону варваров. Кулёма, проворно увернулся от человечка-кометы, но тут же едва не попал под бегающий шкаф из железа. «Шкаф» повалил убегающего человечка на землю и кулаком, точно молотом, размозжил ему голову. После чего «Шкаф» неторопливо поднялся с колен, с лязгом захлопнул ненароком открывшийся у него на груди канализационный люк и вежливо поклонился оторопевшим варварам: «Здравствуйте, господа. Я очень рад вас здесь видеть». На канализационном люке, выпукло выпирающем на груди ожившего шкафа, дугой изогнулись грубо отлитые чугунные буквы: «БРИГАДИР». По ним, наконец-то, Тимофеев признал в склонившемся перед ними в неуклюжем поклоне квадратном громадине-шкафе, старательного железного Бригадира, который на празднике Большой котлеты отрывал птицам головы.
Бригадир неторопливо прошел мимо поспешно посторонившихся варваров и направился к голове огромной очереди, которая, как оказалось, состояла сплошь из железных людей. Иван и Кулёма последовали за ним и нимало не удивились тому, что там их уже поджидали коротышка и Раздолбай. Иван сходу хотел было спросить кукурузнозубого по случаю здесь столь необычное сборище? Однако коротышка сделал нетерпеливый жест, призывающий его помолчать, и указал на стоящих перед ним железных людей
Как раз в это время от очереди отделился малюсенький человечек из стали. Он подошёл к Бригадиру и покорно встал перед ним на колени.
-Вот ты - молодец! – мягко прогудел Бригадир, - С тобой ничего не случится. Приделают только потом другую, более умную голову. Поэтому не надо бежать. Да от меня и не убежишь! – он добродушно махнул чугунной клешней.
Бригадир обхватил голову стоящего перед ним железного человечка чугунными пальцами. Послышался сухой хруст, схожий с хрустом ломаемой кости, болезненный стон и, человечек снопом повалился на землю.
На пустоши, в центре Железного города, в присутствии коротышки казнили железных людей. Один за другим они подходили к чугунному Бригадиру, и он им ломал черепа, делая это быстро и ловко. Довольно долго варвары наблюдали за массовой казнью. Но в сердце монаха мало - помалу вселялось сомнение. Он оглядел гору трупов из стали, немного поменжевался, а затем спросил коротышку:
-А нужно ли это делать, Великий? Они могли бы ещё много и долго работать.
У кукурузнозубого от такой наглости глаза повылазили из орбит.
-Тебе что, их жаль!? А живых людей нет?! – заорал он с высокого жеребца, - Бригадир, раздави ему голову! – он рукой указал на Кулёму.
Громадные бригадирские клешни тотчас потянулись к монаху. Того бросило в жар. Повеселевшими глазами коротышка смотрел, как лицо Кулёмы полыхнуло пожаром.
-Оставь его, Бригадир. Я пошутил, - сжалился он над монахом. И, очевидно, совершенно оттаяв, вдруг обратился к Ивану, - Бьёрн, я давно тебя ждал - хотел попросить отстроить пару селений: одно – для наших варваров – братьев, другое – для наших друзей-горожан, - кукурузнозубый взглянул на вытянутое от удивления лицо Тимофеева и рассмеялся, - Пойдём – ты увидишь место, которое я для этого выбрал, - и не оглядываясь, в полной уверенности, что все пойдут следом за ним, он двинулся к ведущей через берёзовую чащу дороге, к той самой дороге, по которой совсем недавно «гуляла» покойная Соль.
Они прошли несколько сот шагов и остановились на лесистом холме, полого спускавшимся к полноводной реке. Местечко показалось Ивану очень знакомым.
-А что это за река у подножья холма? – подозрительно спросил он у коротышки.
-Бережа! – опередив своего хозяина, заржал Раздолбай, - Это - река Бережа!
Иван внимательно огляделся окрест и вдруг его осенило. На этом безлюдном, покрытом дремучим лесом холме, сейчас стоят Большие Пупцы, а там, внизу, в подёрнутой дымкой лощине – сгоревший опальный посёлок. Но что- то не ладилось … Что-то было не так … Да то, что Пупцы и Железный город оказались вдруг рядом!
-А где будут дома наших варваров-братьев? – спросил он, не оставляя надежды, что всё же ошибся по месту.
Но коротышка понятливо улыбнулся и топнул ногою о землю, так, как будто желая пробить холм насквозь:
-Конечно же, здесь!
А одуревшему Тимофееву уже на ухо шептал всё сообразивший Кулёма: «Иван, это - сон! А во сне может быть всё, что угодно! Он вопросительно заглянул коротышке в глаза, и тот подтвердил тихий шёпот монаха улыбкой.
-А где будет посёлок наших друзей-горожан? Теперь уже бодрым голосом задал вопрос Кулёма и посмотрел с подозрением на затянутую дымкой лощину.
-Да там же, куда ты смотришь! – с радостью заржал Раздолбай.
-Ну что, Бьёрн, ты берёшься построить селенья?
Тимофеев был озадачен. Он никак не мог ожидать, что волею своей странной Судьбы окажется вдруг одним из основателей Больших и Малых Пупцов.
Но коротышка настаивал:
-Ты, Бьёрн, не отказывайся. Мы тебе дадим таких молодцов! Они работают круглые сутки и даже не пьют.
-Не пьют? – с недоверием переспросил Тимофеев.
-Да разве железные люди пьют? – удивлённо заржал Раздолбай.
-Железные – нет, – подтвердил умудрённый жизнью Кулёма, - Даже в рот не берут. И после некоторого раздумья с подковыркой добавил, - Особенно те, кого Бригадир укокошил. Я думаю, там уже никого не осталось.
-Нет-нет! Кто-то должен остаться! - кукурузнозубый с тревогой взглянул на монаха и тотчас заторопился назад.
Кулёма, как в воду смотрел. Когда они в спешном порядке прошли берёзовый лес и вновь оказались на пустоши, то вместо недавно стоявших здесь множества железных людей увидели гору железных трупов.
-Стой-стой, Бригадир! Прекрати! – закричал коротышка, пытаясь спасти хотя бы немногих оставшихся в живых «железяк».
Но Бригадир, словно назло, сначала хряпнул своей чугунной клешнёй очередной стальной череп и только после этого, как ни в чём не бывало, повернулся к кукурузнозубому:
-Я уже прекратил, господин.
Коротышка взглянул на Бригадира с затаённой ненавистью. Но тут же, пересилив себя, с лукавой улыбкой снова обратился к Ивану:
-А как мы назовём посёлок наших варваров-братьев?
-Большие Пупцы. – немедленно выдал Иван.
-А почему это БОЛЬШИЕ ПУПЦЫ? – и весело, и удивлённо спросил его кукурузнозубый.
-А чтобы боялись, – без запинки ответил Иван, вспомнив вдруг разом покойного своего отца и своё далёкое детство.
-А я предлагаю, назвать посёлок наших друзей-горожан тоже Пупцами, но … Малыми, – заржал Раздолбай, - Ты как считаешь, Кулёма?
-Никак не считаю, потому что он так и называется, – брякнул монах и тут же смутился.
-Конечно, он так и называется, если я его так назвал! – довольно заржал жеребец.
-Но кроме того, - кукурузнозубый по-прежнему весело смотрел на Ивана, - В ознаменование нашей Великой Победы нам просто необходимо возвести Великую арку!
-Драконову, - снова ляпнул монах.
-Драконову, - охотно подтвердил коротышка. – Конечно, если Бьёрн сумеет сделать такую.
-Он сможет. Ему не впервой, – монаха буквально распирало от гордости за своего покровителя.
-Хозяин, я предлагаю для всеобщего народного балдежа вначале построить Драконову арку, а потом уже эти селенья и городок … для хитрых людей, - последние слова драконистый жеребец промямлил чуть слышно, скосив виновато глаза на того, к кому обращался.
Однако коротышка не повёл даже бровью. Он мельком взглянул на Ивана, у которого при упоминании о строительстве Хитрого городка глаза полезли на лоб и тотчас с готовностью согласился:
-Ты прав, как всегда, РАЗДОЛБАЙ, приступим к строительству арки прямо сейчас.
Место для арки кукурузнозубый выбрал на въезде в город. Оставшиеся в живых железные люди натаскали камней и под руководством Ивана принялись возводить Драконову арку.
Сделана арка была на удивление быстро. Одна из голов дракона улыбалась слащаво и походила на Альва, другая, слегка глуповатая, была, словно вылитый Раздолбай. Замковый камень Иван изваял в виде крепкой руки коротышки, пережимающей змеиное тело. Однако на каменном кулаке он не стал выбивать загадочные слова, ожидая, что скажет его ХОЗЯИН.
Кукурузнозубый не замедлил явиться и тут же, глядя на арку, строго спросил:
-Бьёрн, почему ты не выбил на моей руке надпись?
-Какую? – «наивно» удивился ваятель.
-Простую, - недовольно нахмурился коротышка, - «Так будет вечно».
-А что будет вечно? – почти в один голос воскликнули Иван и Кулёма.
-Что будет вечно?.. - внезапно задумчиво и печально посмотрел на них коротышка, - ЧТО будет вечно?! – повторил он уже горделиво, но обречённо, как человек, бросающий вызов Богам. Выждал мгновенье и вдруг разорвал свой рот в сумасшедшем и яростном крике, - «Слушайте ВСЕ! ЭТО касается ВСЕХ!» - и торжественно начал:
«ЛЮДИ ОТНЫНЕ БУДУТ ДЕЛИТЬСЯ НА ПРОСТОДУШНЫХ И ХИТРЫХ.
ХИТРЫЕ ВСЁ ДОЛЖНЫ ДЕЛАТЬ ТОЛЬКО РУКАМИ ЖЕЛЕЗНЫХ ЛЮДЕЙ, А ПРОСТОДУШНЫЕ – ТОЛЬКО СВОИМИ РУКАМИ.
ХИТРЫМ И ПРОСТОДУШНЫМ НАДЛЕЖИТ ЖИТЬ ДРУГ ОТ ДРУГА РАЗДЕЛЬНО, ДАБЫ НЕ ПОДВЕРГАТЬ ДРУГ ДРУГА СОБЛАЗНУ.
Коротышка умолк, выпятил грудь и с гордостью оглянулся вокруг, очевидно, желая услышать одобрительные возгласы и рукоплескания. Но стоящие рядом железные люди на него смотрели доверчиво-тупо, ожидая его приказаний: куда что тащить или кого убивать. Иван и Кулёма смущённо отвели свои взгляды, полагая, что по случаю возведения арки кукурузнозубый снова напился. Лишь один Раздолбай, напряжённо моргая, неотрывно смотрел своему хозяину в рот.
Коротышка помедлил немного, беззвучно расхохотался и внезапно, то ли в пьяном угаре, то ли в сумасшедшем порыве, вновь зашёлся в неистовом крике:
«И последнее: БАБАМ НОСИТЬ ШТАНЫ ЗАПРЕЩАЕТСЯ!!! Запрещается!.. Запрещается!.. ТАК БУДЕТ ВЕЧНО!!! Вечно!.. Вечно!..» - неистово кричал коротышка и … расплывался … и таял … И крик его умирал…
-Червяков, ты снова пьян в стельку! – в горячке закричал Тимофеев и тут же в ответ услышал гудящий обиженный голос:
-Какой же я Червяков, господин. Я вовсе не Червяков, а бригадир железных людей. В отличие от живых железные люди не пьют. Даже в рот не берут.
Не очень-то трезвый Иван одурело смотрел на стоящего перед ним Бригадира. Он совершенно запутался в стройках: настоящей и той, что во сне. Сегодняшним утром Тимофеев за пьянство распекал Червякова, которого всё же поставили старшим над лесорубами. Но с Червякова, всё как с гуся вода, а Иван с досады и горечи, навеянных фиолетовой пьяной рожей соседа, сам «принял» хороший стакан.
Червяков каждодневно приезжал на делянку верхом на Михрютке и, несмотря на то, что глаза его были дики и блудливы от безумного пьянства, он распоряжения отдавал на удивление трезвые. Однако частенько случались с ним казусы, которые и выводили Тимофеева из себя. По пьянке он несколько раз падал с Михрютки. При этом умница-боров поворачивался к лесорубам задом, с которого на них сурово взирал портрет Червякова. Предполагалось, что подчинённые, завидев, что их начальство неусыпно бдит и наблюдает за ходом лесорубных работ, трудиться будут старательно и прилежно. Но лесорубы быстро сообразили, что если Червяковская морда парит по-над самой землёю, то … её хозяин допился до положения риз. Поэтому в очередной раз заметив, что их начальник опустился на четвереньки, они немедленно прекращали работать, доставали бутылку и предавались безудержному веселью.
Все эти большие и «малые» недоразумения подчас выбивали Ивана из колеи, и он начинал слегка путаться в событиях и делах. Вот и сейчас Тимофеев вместе с верным Кулёмой стоял перед Бригадиром и туго соображал, что он поручил ему накануне сделать, но Бригадир сам пришёл ему на помощь:
-По-твоему приказанию, господин, мы вырубили почти весь лес – посмотри.
Иван обернулся, следуя указующему персту Бригадира, и … ему сделалось худо. Железных лесорубов почти не было видно. Лишь вдалеке шевелились какие-то чёрные точки. Вокруг, насколько хватало человеческих глаз, лежали поваленные деревья. Кулёма показал Тимофееву на Бригадира глазами и незаметно покрутил возле виска пальцем: предполагалось вырубить лишь небольшую делянку, но никак не весь лес. Однако «тупой» Бригадир мигом всё увидел и понял:
-Ты, господин, не указал размеры делянки, – упредил он возможное недовольство начальства.
Иван поспешил прикрыть рот, открывшийся для разноса «железки».
Отдав распоряжение немедленно прекратить валить лес, Тимофеев вместе с Кулёмой отправился на строительство Хитрого городка, которое уже шло полным ходом. Однако и здесь не всё было гладко. Их встретили Атли и Альв. Вдвоём они еле-еле тащили телегу с камнями.
-Раздолбай, а почему камни возишь ты вместе Альвом? Куда подевались железные люди? – удивился Иван.
-Их снял со строительства Бригадир, - пояснил неизвестно откуда появившийся коротышка, - Сказал, что, по твоему приказанию, нужно срочно вырубить лес.
Иван покраснел и смущенно закашлялся. По счастью, его выручил Раздолбай.
-Хозяин! – Раздолбай утомлённо положил свою голову на круп Альву, который и сам валился от усталости с ног. – Ты обещал, что после нашей Победы мир станет справедливым и добрым, что на каждом углу будут стоять лохани с пивом для благородных драконистых жеребцов … А мы, благородные драконистые жеребцы, после Великой Победы вклываем, как обычные лошади или … железные люди.
-Ты, Атли, умный драконистый жеребец и должен понять, что добрый и справедливый Мир сначала нужно построить, а для этого необходимо много трудиться, - спокойно и терпеливо разъяснил ему кукурузнозубый и, повернувшись к Ивану, так же терпеливо напомнил, - Бьёрн, пожалуйста, не забудь оставить место для Железного сада.
Коротышка исчез, так же незаметно, как появился. А монах обеспокоенно повернулся к Тимофееву:
-Иван, погляди: Раздолбай-то совсем никакой. Если так дело пойдёт, то до справедливого и доброго Мира ему никак не дожить. Давай, ему на подмогу пришлём железных людей.
Не мешкая, они снова двинулись на лесосеку. Там Тимофеев приказал Бригадиру срочно отправить неутомимых железных людей на помощь Раздолбаю и Альву.
Сделав всё это, Иван ненароком проснулся и тут же хлопнул себя ладонью по лбу. И как это он мог забыть прояснить: откуда во дворе Червяковых появился вдруг свежесрубленный лес. Не спёр ли с делянки его нечистый на руку бригадир?
Вернувшись домой и, на скорую руку попив чаю, Тимофеев в сопровождении всё того же Кулёмы заторопился на стройку. Однако едва он вышел из дома, как громкий, глумливый крик ударил его по ушам.
-Иван! Тимофеев! Тебе срочный наряд на плотницкие работы! – перед Иваном в громадной, новой фуражке стоял сопливый посыльный.
-Какой наряд!? – словно наткнулся на невидимую преграду Иван. Он хотел было сказать, что топором ему махать теперь не к лицу, но слова почему-то застряли у него в глотке.
-Мне объяснять не досуг! Подписывай! И ступай в управу посёлка!
Иван, как в ступоре, подмахнул бумажонку. Вернулся в дом, взял топор и снова вышел к поджидавшему его на улице Кулёме. В его голове царил самый настоящий бардак, и сумасшедшие мысли наезжали друг на друга, словно похотливые кролики в клетке. Бредущего в задумчивости Тимофеева внезапно окликнул до боли знакомый и почти родной голос:
-Здорово. Начальник.
Придавленный тяжёлыми мыслями Тимофеев не сразу заметил стоящего в стороне, а, главное, совершенно трезвого Червякова.
-Привет. Червяков. Только я теперь не начальник, - уныло ответил он и … невольно остановился. Улыбка кристально-трезвого Червякова его почему-то успокаивала и грела …
Но неожиданно в стороне послышалось громкое, утробное хрюканье и, вылетевший из-за кустов фиолетовый вихрь ударил по ногам Тимофеева. Иван завис в воздухе, словно парящая птица, но через мгновение, подняв фонтан брызг, он рухнул в глубоководную Михрюткину лужу …
Безобразно-грязный Иван поднялся из взбаламученной лужи, точно дьявол из ада. Он посмотрел … Сначала на борова, который, нагло свалив его с ног, о бегстве даже не помышлял. Затем – на его хозяина – кристально-трезвого Червякова. Иван выбирал: кому из них первому набить морду.
Сосед то ли плакал, то ли смеялся, но, кажется, очень сожалел о случившемся. Напротив, боров Михрютка вне всяких сомнений не испытывал ни малейшего раскаяния в содеянном мерзком поступке. Он толстой задницей повернулся к омерзительно-грязному Тимофееву и издевательски шевелил растущими из неё фиолетовыми ушами. Это решило дело в пользу Михрютки.
Иван рванулся к оборзевшему борову, но тот взял с места в карьер и, как хорошая скаковая лошадь, помчался по улице. Преследуя борова, Тимофеев заскочил во двор Червяковых и даже успел по дороге прихватить толстую жердь, валявшуюся возле распахнутых настежь ворот. Но на беду Тимофеева, жердь во что-то упёрлась. Он кувырнулся и носом поехал, но почему-то не по унавоженному, грязному полу, а … по зелёной траве.
Поднявшись, Иван растерянно оглянулся по сторонам. Каким-то совершенно непостижимым образом он оказался не в загаженом поросячьем хлеву, а снова во сне, а если точнее, то в строящемся под его руководством городке для хитрых людей. Здесь, как на картинке, рядами стояли красивые домики, которые были возведены руками железных рабочих. Вот только самих рабочих почему-то нигде не было видно. Сначала Тимофеева это взбесило: как Бригадир посмел не выполнить его распоряжений. Но присмотревшись и к улице, и к домам, он понял что здесь явно что-то не то …Хотя бы вон те занавесочки, что в окошке напротив. Откуда они? Ведь в городке пока никто не живёт.
В смущении Иван снова глянул вокруг и с изумлением увидал, что … дверь одного из домов, как бы сама собой отворилась. И из дверного проёма вылетело нечто длинное и кругло-продолговатое, похожее внешне на огромную гусеницу. «Гусеница» повернула к оцепеневшему Тимофееву свою голову, усеянную множеством мерцающих глаз, и какое-то время его разглядывала. Но, очевидно, не обнаружив в нём для себя ничего интересного, она медленно-плавно полетела по улице. Иван только проводил её зачарованным взглядом, а сам побрёл вдоль домов с надеждой встретить хотя бы кого-нибудь кто мог бы ему объяснить, что с ним и вокруг него происходит. Он миновал уже несколько домиков, когда навстречу ему из-за угла вынырнул одинокий прохожий.
-Где я? – два голоса, два вопроса разом слились в один. Прохожий и Иван замолчали, изумлённо разглядывая друг друга.
-Это ты Кулёма? - наконец, неуверенно спросил Тимофеев.
-Нет. Я – это я. А ты – это ты, - глубокомысленно ответил монах, - Но вот куда мы попали, по-моему, мы оба не знаем.
-Вы в Хитром городке, – перед ними стоял, словно материализовавшийся из воздуха, посвящённый Виктор, - Как в городке оказался он, - посвящённый указал на Ивана, - Положим, я знаю. А как появился здесь ты, - он взглянул на монаха, - Мне неясно.
-А что тут неясного, - пробурчал уже пришедший в себя Кулёма, - Я был рядом с Иваном, когда он погнался за гадом-Михрюткой, чтобы набить ему морду. Как не помочь хорошему человеку в хорошем деле. Да вот почему-то догнать его нам только не удалось, - Кулёма взглянул на уже бесполезную палку, которую он до сих пор зачем-то держал в руке, и бросил её на землю.
-Ну, что ж, – Виктор, кажется, удовлетворился ответом монаха, - Если вы, волею случая, оказались здесь оба, то оба и заходите, - он указал на домик, из которого недавно вылетела странная гусеница.
Дверь в домике немедленно отворилась и зазвучала приятная музыка. Однако едва они переступили порог, как в музыку вклинился скрипучий, старушечий голос:
Пожалуйста, вытирайте, как следует ноги. Я только что мыла полы.
Тимофеев тщательно вытер сапоги о коврик, постеленный возле двери, прошёл в дом и глянул по сторонам, но, к своему удивлению, никого там не обнаружил. Меж тем скрипучий, старушечий голос послышался снова:
-Вернись и вытри ноги, о чужеземец! – это строгое, похожее на приказ пожелание было обращено к Кулёме.
До Тимофеева, наконец-то, дошло, что скрипучий старушечий голос слышится откуда-то сверху. Он поднял глаза и увидел прилепившуюся к потолку, уже знакомую ему «гусеницу».
-Матильда, не надо вредничать, - вмешался Виктор, - Лучше скажи, почему ты меня не послушалась и не привела в дом моего друга?
-Я его не узнала, - глаза необычной, зависшей под потолком домохозяйки заморгали неверно.
-Тьфу! – в сердцах Виктор плюнул на пол, - Ты хоть врать научись!
-Не надо плеваться! Я только что мыла полы! – повторила Матильда. В её скрипучем голосе слышались надменные нотки.
-Приготовь нам чаю, Матильда, - уже не скрывая улыбки, Виктор взглянул на свою своенравную домохозяйку, для этого ему пришлось задрать голову вверх.
-Хорошо, - высокомерная гусеница произнесла это слово так, как будто согласившись приготовить чай, она сделала этим неслыханное одолжение всем присутствующим, - Пожалуй, я схожу даже в булочную и куплю там что-нибудь к чаю.
Как только Матильда вышла, а точнее вылетела за порог дома, Иван у своего друга спросил:
-Кто это?
-Это … - Виктор явно затруднился с ответом, - Это … ну, скажем, сделанная из железа домохозяйка.
-Железный человек! – выпалили вдруг монах, но тут же замычал, показывая побелевшими глазами на стол. Там из поставленного железной домохозяйкой чайника вырывался пар. Чайник кипел, хотя огня поблизости не было и в помине.
Виктор взглянул на испуганные лица своих гостей, и лицо его осветилось усталой улыбкой.
-Боже, какие вы счастливые, - сказал он задумчиво, - Вы ещё умеете удивляться.
Дверь с мелодичным перезвоном вновь отворилась и, распространяя аромат свежеиспечённых пирожков, в комнату плавно влетела Матильда. Окинув мерцающими глазами представшую перед ней картину, Матильда с иронией произнесла:
-Я вижу, что наши гости ужасно проголодались. При виде пирогов они просто одеревенели.
«Одеревенение» гостей прошло лишь за чайным столом, который быстренько собрала летающая домохозяйка. Здесь Виктор дал Ивану понять, что планы заговорщиков внезапно переменились: теперь им нужно спешить. Поэтому Тимофеев и оказался среди посвящённых. Он должен здесь многому научиться и многое осознать, то, что ему будет крайне необходимо для осуществления их дальнейших замыслов.