Электронная библиотека "Тверские авторы"
ЖЕЛЕЗНЫЙ ГОРОД
Пирожки, принесённые Матильдой, оказались на удивление вкусными. За разговорами с Виктором. Тимофеев съел кряду три штуки, и потянулся было уже за четвёртым, когда вдруг в открытую форточку ворвался душераздирающий крик. Забыв о пироге, Иван глянул в окно. На улице, рядом с орущим взахлёб малышом, собака в кровь рвала молодую женщину.
Иван бросился к двери, возле которой успел прихватить стальной прут, принесённый зачем-то Виктором. Вылетев из дому, он ударил собаку гибкой железкой, словно кнутом. Та оставила женщину и бросилась на него. Но Тимофеев успел вонзить прут в пасть озверевшему псу.
На крики из домиков выбегали соседи. Был ранний утренний час, и жители Хитрого городка ещё не успели отправиться на работу. Искусанной женщине уже начали оказывать первую помощь. А успокоившийся малыш теперь равнодушными, пустыми глазами смотрел на истекающую кровью женщину. Не очень-то волновался и Виктор, прибежавший вслед за Иваном. Он вытащил из околевшей собаки пруток, внимательно его осмотрел и … улыбнулся Ивану:
-Ну, слава Богу, ты его не сломал, а я уже испугался. Это стальной черенок. Сегодня я как раз его собирался привить молодому дубу.
Какое-то мгновение на Тимофеева пахнуло горячечным дыханием коротышки, вещающего о своей нелепой мечте привить стальной черенок живому дереву. Но после схватки с бешеным псом ему было не до расспросов, и он молча направился в дом.
-Поверь, страшного ничего не случилось, - Виктор по дороге пытался успокоить Ивана, - Раненной женщине уже дали лекарства, и она через несколько часов будет здорова. Мальчишка и вовсе железный. Ему не страшны никакие собаки, даже с зубами из стали, - и он, усмехнувшись, добавил, глядя вполоборота, на болезненно стонавшую женщину, - Этой дуре вообще не надо было соваться, когда пёс рвал её железному «сыночку» штаны, но … баба есть баба.
Уже несколько месяцев Тимофеев жил в Хитром городке. Многое здесь ему стало привычным и даже скучным. В городке женщинам запрещалось иметь настоящих детей. Как не совсем понятно объяснил Тимофееву Виктор, происходило это из опасений, что дети детей посвященных могут стать Богами или … уродами. Все женщины здесь ходили исключительно в брючных костюмах, курили и более были похожи на мужчин чем на женщин. Однако кое-кто из них, у кого материнский инстинкт не отбили ни табак, ни брюки, ни даже всепоглощающая работа, заводили себе железных детей, чтобы за кем-то ухаживать, о ком-то заботиться, кого-то любить. Все это Ивану живо напоминало канувший в лету Железный город. Отличие заключалось лишь в том, что в городе железных детей заводили от пресыщения жизнью, а в Хитром городке от её удивительной скудности.
Изматывающая работа оставляла жителям Хитрого городка только время на сон. Она их и мучила и одновременно доставляла им самозабвенные минуты восторга. Со стороны они напоминали Ивану запойных пьяниц. Только вино посвящённым заменяли различные изыскания по познанию Мира, которые принимали подчас очень странные формы.
К примеру, внучок Никифоровны, рыжий Васятка, который теперь возмужал, казалось, порыжел ещё больше и превратился в большого Василия, упорно трудился над выведением собаки со стальными зубами. Когда его Кулёма спросил: «Зачем тебе это нужно?» тот не удостоил его даже ответом. Зато случайно услышавшая вопрос монаха, Матильда поспешила ему всё объяснить.
-Ты любишь в лесу собирать грибы? – спросила она Кулёму, гипнотически скучковав огоньки своих глаз на монахе.
- Конечно, люблю, - не стал отпираться тот.
-Ну, вот, - гипнотический глаз Матильды вновь рассыпался на множество умиротворённо мерцающих точек. – Гуляя по лесу, ты ведь точно не знаешь, где найдёшь боровик. Вот так и с собакой, у которой клыки из железа. Когда её выведут, то непременно найдут что-нибудь весьма интересное.
-Железные зубы! Вот что найдут! – запальчиво возразил ей Кулёма, - Порвет кого-нибудь сволочь – увидишь!
Монах оказался прав. Собака, которую убил Тимофеев, была той самой, со стальными зубами, которую вывел рыжий Василий. Она сбежала из клетки и, обладая свирепым нравом, набросилась на гуляющего мальчишку. На помощь своему железному малышу бросилась женщина, которая была сделана вовсе не из железа …
-Иван, - посвящённый, как будто бы ничего не случилось, как прежде сидел за чайным столом, дожевывал свой пирожок и запивал его чаем - Надеюсь, что этот незначительный случай не помешает нам посетить сегодня Железный сад.
-Не помешает, - после некоторого раздумья согласился Иван, - По правде говоря, ему и самому, несмотря на нехороший осадок, который оставило у него на душе утреннее происшествие, чертовски хотелось заглянуть в загадочный Сад. Неужто, бредовая мечта кукурузнозубого осуществилась и из живого дерева выросла железная ветвь.
Дорога до удивительного сада оказалась недолгой. В сопровождении Виктора Иван и Кулёма прошли городок и почти миновали подступающую к нему дубовую рощу, когда посвященный театрально развел перед ними руками: «Смотрите, друзья: такой красоты вы ещё не видали!» Действительно, выйдя из дубовой аллеи, все буквально остолбенели. Перед ними во всей своей неповторимой «красе» предстала огромная груда железного хлама.
-Твой сад, вне всяких сомнений, очень хорош, - Тимофеев с улыбкой повернулся к другу.
В ответ Виктор только громко выругался, помянув каких-то «железных болванов», и тут же прибавил, не скрывая своей досады:
-Зачем они только сложили всю эту рухлядь у самого входа. Набьём себе шишек, когда через неё будем перелезать.
Однако, вопреки ожиданиям посвященного, переход через гору испорченных, отслуживших свой срок вещей дался им «лёгкой кровью». Они отделались только ссадинами и ушибами. Не повезло лишь бедняге Кулёме. Он угодил ногой в старую кастрюлю без дна а, растянувшись на искорёженных железяках, выругался так скверно и зло, что небу, наверное, стало жарко. Но его брань заглушил мелодичный звон. Он доносился от изумительных по своей красоте ажурных ворот – входа в Сад.
Тимофеев с Кулёмой с большим интересом осмотрели ворота из стальных виноградных лоз. На них вместо ягод тихонько покачивались гроздья бронзовых колокольчиков. После чего в сопровождении Виктора они пошли меж деревьев не менее странного вида. Их гладкие, тёмно-блестящие стволы напоминали отлитые из металла колонны. Листья этих деревьев тонко звенели под порывами легкого ветра. Этот звук неприятно напоминал Тимофееву жестяное дребезжание трепещущих крыльев стрекоз-убийц, впивающихся в свою жертву. Кое-где в ярком полуденном солнце блестели удивительной красоты цветы, словно выкованные искусными мастерами из разноцветных металлов. Иван не выдержал и тронул рукой золотой лепесток одного из цветков, но тут же её отдёрнул – на порезанном пальце выступила алая кровь. Ему стало не по себе и немедленно захотелось уйти. Гнетущее настроение Тимофеева усугубляла и царящая в Железном саду гнетущая тишина. Здесь не было слышно пения птиц, стука дятла или стрёкота белок. Монотонный, давящий на уши шум колеблющейся под напором ветра листвы лишь подчёркивал мёртвенность отлитых Солнцем из стали деревьев.
Вдруг в звенящий «шелест» железной листвы ворвался болезненный крик живой птицы. Иван с удивлением поднял голову и увидел сороку, которая стремглав улетала из мёртвого леса. «Молодые сороки сюда прилетают привлечённые блестящими листьями. Но листочки эти очень остры и когда их сорока хватает, то ранит себя», - на ходу пояснил Тимофееву Виктор, не желая задерживаться из-за таких «пустяков». Но пройдя ещё несколько десятков торопливых шагов, посвящённый остановился. – «Посмотри», - сказал он Ивану, делая царственный жест рукой, будто желая показать ему нечто чудесное, никогда и никем не виданное.
Перед ними стояло невзрачное приземистое дерево из железа, сросшееся с берёзой. Удивительно - странно было видеть как из – под белой, живой коры проглядывает блестящий металл, как зелёная листва вперемешку с бронзовой и стальной играет на солнце.
«Значит всё-таки удалось!» - едва не вырвалось у Ивана, разом вспомнившего, сумасбродную мечту коротышки: породнить два дерева, железное и живое. «Удалось!» – неожиданно высказал затаённую мысль Тимофеева Виктор и погладил осторожной рукой листочки живого дерева.
-Здесь трогать и рвать ничего нельзя, господа! – низкий голос, похожий на приглушённый рёв паровоза, внезапно раздался у края аллеи.
Посвящённый отдёрнул руку, как будто по ней ударили. Тимофеев глянул в ту сторону, откуда донёсся предостерегающий окрик. Не вдруг и не сразу ему удалось разглядеть затаившегося за густым железным кустом громадного человека, своими размерами напоминающего шкаф для семейного платья. По-видимому, «шкаф» следил за ними давно, но до поры до времени никак не выказывал своего присутствия.
-Бригадир, это ты? – настороженно спросил посвящённый, пристально вглядываясь в сень густого куста.
-Да, это я, господин, - послышался лёгкий перезвон стальных листьев и на свет вышел «шкаф», сработанный из железа.
При виде его у Тимофеева отвалилась челюсть. На мощной и выпуклой груди громадины- человека красовался канализационный люк, по кругу которого была грубо отлита надпись: «БРИГАДИР». Ни с кем не здороваясь, Бригадир поклонился только Ивану:
-Здравствуй, господин. Мы не виделись с тобой тысячу лет. За это время много воды утекло. Вот видишь – вырос Железный сад.
Виктор с удивлением посмотрел на Ивана. Но тот был настолько ошарашен неожиданным появлением Бригадира, с которым он виделся последний раз вовсе не тысячу лет назад, а очень недавно, что ничего ему не ответил.
-Господин, я ЕЩЁ РАЗ прошу тебя не трогать этот цветок! – снова недовольно прогудел человек из железа. Он обращался к Кулёме, который пытался открутить удивительной красоты золотой цветок от серебряного куста.
Угрожающий тон Бригадира обеспокоил Виктора. Он немедленно повернулся к монаху и приказал:
-Немедленно оставь в покое цветок! – и тут же после того как Кулёма нехотя отошёл от серебряного куста, вкрадчиво спросил чугунного человека, - Скажи, Бригадир, ты зачем сложил разный хлам у входа в Железный сад? Чтобы мы не смогли пройти?
Но Бригадир только сокрушённо развёл руками-клешнями:
-Вот вы - люди, как малые дети. Одни и те же ошибки вы повторяете много раз, - Вот он … - железный человек показал на Ивана, - Тысячу лет назад ОН забыл указать мне РАЗМЕРЫ делянки, а потом был очень недоволен тем, что мы вырубили весь лес. А ты, господин! – Бригадир ткнул чугунным пальцем чуть не в самую грудь посвящённого, - ТЫ не сказал мне, ГДЕ складывать этот лом. Но, как ты сам знаешь, металлическим ломом мы удобряем почву в Железном саду и потому я сложил этот «хлам», как ты его обозвал, там, откуда нам его удобно носить в сад.
«Умный» Виктор стоял дурак дураком перед «дураком» Бригадиром, а тот, воодушевлённый его молчанием продолжал разглагольствовать:
-Живые люди очень самонадеянны и глупы. Они всегда недовольны нами, людьми из железа, так было тысячу лет назад, так есть и сейчас. Но что вы можете сами, без нас? В отличие от железных людей вы не умеете работать круглые сутки, переносить тяжёлые камни, летать в облаках или быстро считать. За вас всё это делаем мы, железные люди. И если мы вас покинем, то вы будете жить, как дикие звери в лесу. Вы - наши младшие братья. А ваши ругательства мы терпим лишь потому, что вы помогаете нам выращивать этот прекрасный Железный сад … - внезапно Бригадир замолчал, затем уже с явной угрозой обратился к монаху, который снова тишком подобрался к золотому цветку, - Не трогай цветок, Человек! Не то я откручу тебе голову так, как ты пытаешься открутить этот прекрасный цветок от серебряного куста!
Кулёма раскрыл было рот для того чтобы ему возразить, но Бригадир неожиданно выхватил у Виктора стальной прут, который он принёс из дому. Какое-то время помедлил, глядя на монаха в упор. И, очевидно, в самый последний момент передумав, он сильным движением вонзил его в ствол молодого дубка. При этом послышался хруст раздираемого железом дерева, похожий на хруст ломаемого ребра. Монах поспешил отойти от серебряного куста. А Виктор, очевидно, для того чтобы скрыть свой невольный испуг, заискивающе произнес:
-Из этого стального прутка вырастет доброе железное дерево.
Не отвечая ему, Бригадир с лязгом открыл свой литой, канализационный люк. Достал из своей чугунной груди кусок крупнозернистой наждачной бумаги и принялся ожесточённо тереть наждаком ствол поражённого ржавчиной железного дерева.
Когда они прежней дорогой возвращались из сада домой, перелезать через груду металлолома уже не пришлось. По указанию Бригадира, его подчиненные в мгновение ока разобрали завал. Но, несмотря на это, Виктор выглядел настолько расстроенным, что Тимофеев решился даже сказать ему несколько утешительных слов:
-Ты знаешь, - он искоса посмотрел на своего друга, - По-моему, у железного человека поехала железная крыша, - Ну, сам посуди, как он мог меня видеть тысячу лет назад?
Кулёма, раздосадованный тем, что ему не позволили умыкнуть из сада прекрасный цветок, не преминул подлить масла в огонь:
-Да, Бригадира нужно немедленно отправить на переплавку. Не ровён час он вдруг взбесится, как тот пёс, который искусал сегодня бедную бабу.
-Переплавим. За этим дело не станет, - сквозь зубы процедил посвящённый, которого, по-видимому, мучила какая-то неотвязная мысль.
И вдруг Тимофеев в глубине своего сознания услышал его взволнованный голос. Так Виктор бессловесно передавал ему свои знания во время их совместного пребывания в городке. Они шли и молчали. А слова посвящённого раскалённым металлом жгли Ивану душу и сердце.
«Послушай, Иван!» - со страстью обращался к Тимофееву Виктор. – «Прав Бригадир лишь в одном. Железные люди могут так много, что тебе это даже трудно представить. Так почему бы нам не заставить служить их ВСЕМ людям. Мы уравняем простолюдинов и посвященных. Простолюдины получат чудесное снадобье, а посвящённые – возможность иметь детей. Пускай наши дети станут Богами! Пускай они живут сто, двести, триста лет! Что в том плохого?!
Кулёма таращился на них так, что глаза его чудом оставались в глазницах. Он не слышал ни единого произнесённого вслух слова. Но весь вид его спутников, их жесты и мимика свидетельствовали о том, что они между собой о чем-то горячо говорили!
«Иван!» - между тем продолжал Виктор, крепко сжав руку своего друга,- «Всё это: наша убогая жизнь и так называемый миропорядок держится лишь на ОДНОМ человеке. Великий Координатор … Великий ДИКТАТОР!» - всплеск ненависти, исходящей от Виктора немедленно отозвался в сердце Тимофеева злобой, - Я, к сожалению, не могу убить его сам. Всё так устроено, что ни один из обитателей Хитрого городка не может причинить вреда Координатору. Он почти неуязвим. Но есть лазейка, - Виктор испытывающе посмотрел в глаза Тимофееву, - Предполагается, что простолюдин не может попасть в покои Координатора, а потому у него нет никакой защиты от … простого меча. И этот меч можешь взять в руки ты …»
Тимофеев не отвечал. В его голове всё внезапно смешалось и понеслось: картинки сменяли друг друга в безумном калейдоскопе. Мертвенно-бледный Петька, неподвижно лежащий в горнице, на столе. Девочка из Железного города, возвращенная к жизни чудесным снадобьем. Бескрайняя, глубокая лужа, разлившаяся у его дома в Пупцах и издевательски чистенькая мостовая всё того же Железного города. И почему-то Кулёма, стоящий у бекономата и жадно жрущий котлету. А жир от котлеты блестящими каплями капал в ту самую чашу, которую Тимофеев, дурея от хмеля, взахлёб пил в беседке на взгорье.
«ЧТО ТЫ МОЛЧИШЬ!?» - эту фразу Виктор выкрикнул так сильно-надрывно, что, казалось, даже Кулёма услышал его. Он с удивлением и даже опаской заглянул в лицо посвящённому: не сошёл ли тот, дескать, с ума.
-Ты о чём? – словно проснувшись, мысленно переспросил своего друга Иван.
-Ты согласен убить Координатора?
-Да! – точно вонзая нож Координатору в грудь, отвечал ему Тимофеев. Он давно уже был согласен, давно …
Сон был крепок, и Тимофеев с трудом размежил веки. Волшебный голубой свет лился ему прямо в глаза. Он струился сквозь незаштореное окно, превращая знакомую до мелочей комнату в сказочно-неземное виденье. Иван сбросил с себя одеяло и одним прыжком оказался возле окна. На улице было искристо-бело. Задувший вчерашним днём сиверок принёс с собой зиму и роскошным белым покрывалом укутал убогие серые избы Больших Пупцов.
Прошло не более суток с тех пор, как Тимофеев оказался в родном посёлке. В Хитром городке он пробыл долгих три месяца и теперь, вернувшись домой, ожидал указаний: где и когда ему велено будет убить Великого Координатора. Стоя сейчас у окна, Иван вспоминал своё прощание с Виктором. Его взгляд, с надеждой обращённый к нему и знаковые слова, которые должен будет ему сообщить посланник Судьбы: «Время пришло!»
«Время пришло». – Тимофеев смотрел на ослепительный, режущий своей белизной глаза снег, - Время пришло, и решение принято окончательно и бесповоротно.
Короткий меч был бережно завёрнут в рогожу и вместе с чёрной палкой хранился здесь в комнате, под кроватью. Иван нагнулся, и из полумрака на свет извлёк объёмистый свёрток. Он развернул его и … окаменел. Нет, меч был на месте. Его отливающее синевой остриё выглядывало из рогожи. Не было … чёрной палки.
-Дарья! – закричал Тимофеев и, повернув взволнованное лицо к подошедшей супруге, спросил, - Здесь палка лежала. Ты её не брала?
-Да что ты, Иван! – замахала Даша руками, - Я в жизни её не трогала. Уж больно она страшна.
-А, может быть, Витька? – снова спросил Тимофеев, но … осёкся, сообразив, что сказал явно что-то не то.
Да, его сын после очередной порки в школе не раз грозился прибить своего классного наставника, и, очевидно, для большей верности именно чёрною палкой. Жестокая порка последовала после того как он «перевыполнил» отцовский наказ: и вместо маленького вбил в стул наставника очень «серьёзный» гвоздь. Однако Иван понимал, что это были только слова. Витька не меньше матери боялся чёрного Посоха.
«Нет-нет, ты постой!» - вспомнив что-то, сказал сам себе Тимофеев. Он снова порылся в рогоже, и взгляд его затуманился ещё больше. Вместе с чёрною палкой пропал и амулет-медальон, который Кулёма нашёл на реке Береже. Вчерашним вечером Иван лично просмотрел содержимое свёртка и положил его снова у себя под кроватью. Сейчас он готов был поклясться, что за минувшую ночь никто не мог его тронуть.
И эта странная, если не сказать более непостижимая пропажа безумно расстроила и смутила Ивана. Плохое предчувствие томило его весь день. Пришла ночь, но и она не принесла ему облегчения. Он ворочался сбоку набок, не давая спать ни себе, ни жене, а в короткие минуты тяжёлого забытья ему грезились такие кошмары, что он тотчас просыпался в холодном поту.
Где-то в самую глухую полночь Тимофеев в очередной раз проснулся и уставился в потолок. Он был очень белым, словно свежепошитый саван. Очевидно, пороша, выбелившая намедни всю землю, усиливала свет полной луны. Было тихо, так поразительно тихо, что Иван слышал, как в груди его гулко бьётся тревожное сердце. Вот оно внезапно запнулось, как бы предчувствуя что-то неведомо-страшное. Иван замер невольно. И вдруг …
-Тимофеев!!! - точно камнем по голове, ударил его оглушительный окрик посыльного. И в окошке, освещённом неярким, бледным светом луны, замаячила столь ненавистная ему форменная фуражка.
Одуревший от бессонной ночи Иван, словно птица, слетел с кровати, кулаком ударил в створки окна и, как бешенный, на всю улицу заорал:
-Что, в управу опять!? С топором!? И немедля!? Ты, дурак, с ума не сошёл, что ночью будоражишь людей!?
-Да, в управу. Но без топора. – Тимофееву отчеканил посыльный и движением медленным, но чётко отлаженным, движением не человека – машины, снял рукою свою фуражку. Безволосая голова его в свете полной луны тускло блеснула сталью.
-Ты из железа!? – отпрянул Иван от окна и почувствовал, как мороз подирает его по коже. Из стальных глазниц на него смотрели зияющие бесконечной пустотою глаза.
И посыльный сказал, ударяя набатными словами Тимофеева в самое сердце: «ВРЕМЯ ПРИШЛО!». Иван вздрогнул, засуетился и полез под кровать за мечом, но вдруг вспомнил, что он в исподнем. Он встал – снова взглянул в окно – там было пусто.
На улице Тимофеев не увидел ни единой души, ни единого следа на девственно-белом снегу. Стояла глубокая ночь – все спали, поздним вечером был снегопад. Всё это Иван понимал, но … умом, а не сердцем. Он чувствовал себя до безумия одиноким на мёртвой, безлюдной улице, по которой, казалось, никто, никогда не ходил.
Путь до управы, который обычно отнимал у Ивана минуты, на этот раз показался ему удивительно долгим. Внезапно он увидел впереди себя красное марево, какое бывает от очень большого огня. «В посёлковой управе пожар?» - Тимофеев ускорил шаги, побежал. Однако чем более он приближался к горящей управе тем более ход его замедлялся.
Здесь не было ожидаемых Тимофеевым суеты, толчеи, какие обыкновенно случаются во время пожара. Никто не кричал и не бегал с баграми и вёдрами. А то, что издалека Иван принял за красное пламя пожара, вблизи обернулось знакомой ему заградительной полосой.
Иван подошёл к полосе вплотную, какое-то время стоял и заворожено смотрел на неё, но вдруг без оглядки, как будто его в спину толкнули, шагнул в заколебавшийся кроваво-красный туман. И странно: с ним ничего не случилось, хотя спасительного Посоха он в руках не держал. Пройдя по шевелящемуся, точно живое существо, алому мареву, Тимофеев вышел наружу и … замер, не веря своим глазам.
Нежданно- негаданно он оказался в чистом заснеженном поле. Поселковой управы здесь не было и в помине. Зато впереди, за голыми ветвями зимних деревьев, виднелась избушка. Иван вгляделся в неё – ошибки быть не могло. К этой избе он приезжал уже не раз в надежде здесь встретиться с Вещим.
Не размышляя и ничуть не сомневаясь в верности избранного им пути, Иван направился к избе. Он шёл и оставлял на снежной целине прямую линию следов. Так оставляет шрам на белом мраморе резец, ведомый твёрдою рукою.
На этот раз в беседку Иван не пошёл. По-прежнему, без тени колебаний он толкнул послушно распахнувшуюся перед ним дверь в избу и впервые переступил её порог. Со света, которым так щедро поливал землю диск полной луны, он оказался почти в темноте и сначала ничего не увидал. Но постепенно глаза его привыкли к царящему здесь полумраку. Он разглядел в избе простой дощатый пол, лавку. На лавке застыла, словно чёрный камень, согбенная фигура старца в монашеском одеянии, полностью скрывающем лицо.
Тимофеев сделал несколько шагов и остановился, пожирая глазами иссохшую, словно восставшую из гроба длань, что в складках рясы лежала на столе. Кажется, совсем недавно она предостерегающе воздвиглась перед ним, когда он на краю дубравы пытался заглянуть в глаза таинственному Страннику.
Иссохшая рука вдруг приподнялась и сама откинула глубокий капюшон. На Тимофеева неожиданно взглянули две молодые луны, непонятно как оказавшиеся на лице, обтянутом покоричневевшей от невозможной старости кожей.
-Ты - Вещий? – спросил Иван и сам удивился тому, как слабо и неверно прозвучал его голос.
Пергаментная кожа Старца сморщилась в улыбке:
-А кого тебе надобно, сынок?
-Великого Координатора, - проговорил растерянно Иван и вдруг почувствовал, что краснеет, как ребёнок.
-Ты хочешь его убить … - Старец пошевелил пепельно-серыми губами, как бы размышляя, - Тем самым мечом, который ты прячешь у себя на груди …
Ивана бросило в жар. Его рука, до сих пор крепко сжимавшая спрятанный под одеждой короткий меч, вдруг ослабла, и тот с глухим стуком упал ему под ноги.
-Тогда подними меч и убей. Потому что и Вещий и Великий Координатор – это ОДИН И ТОТ ЖЕ ЧЕЛОВЕК и он сидит пред тобой.
Ноги у Тимофеева неожиданно стали ватными. Он покачнулся и настолько забылся, что ухватился за посох, на который опирался Старец. Но тут же, точно ожегшись, от него отпрянул. В руках Старца была … его ЧЁРНАЯ ПАЛКА. Та самая черная палка, которую он безуспешно искал сегодняшним утром.
Вещий смотрел на Ивана с улыбкой:
-Ты хочешь взглянуть на мой Посох? Так возьми его. Не бойся. Тем более, что ты уже не раз держал его в своих руках для того чтобы повидаться со МНОЮ … - рот Старца растягивался в улыбке всё шире и шире, обнажая знакомые Тимофееву крепкие жёлтые зубы, напоминающие спелые кукурузные зёрна.
-Так значит ты … - Тимофеев почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове, - Ты тот самый кукурузнозубый коротышка из сна?
-Нет, ты не прав … Я всегда был среднего роста, - в голосе коротышки мелькнула знакомая Ивану насмешка, - А зубы … Желтоваты – не скрою. Но зато как крепки! Ты знаешь сколько им лет? – кукурузнозубый вяло махнул рукой, - Да лучше тебе и не знать … Здравствуй, Бьёрн, - он с улыбкой взглянул Ивану в лицо, - Вот мы и свиделись с тобой наяву. Ну, как я тебе молодой? – Вещий слабо хихикнул.
Значит …- выдавил с трудом из себя Тимофеев, - Всё, что происходило со мной наяву и во сне – всё это ты?
-Я вёл тебя.
-Но зачем?!!
-Чтобы испытать тебя, Бьёрн. Я очень стар и скоро умру, - светлое, радостное чувство разлилось у Вещего на лице при этих словах, как будто бы ему предстояло снять с себя тяжёлую ношу, - Мне уже не под силу держать этот Посох в руках. Но я не вижу рядом с собой того кто мог бы меня заменить. Есть умные. Нету сильных. Ты и умный, и сильный Бьёрн. Ты возьмешь этот Посох.
Голос Старца звучал ясно и твёрдо. Он говорил о том, что Иван сменит его, как о деле решённом, но Тимофеев не слушал его. До него, наконец-то, дошло, что он был игрушкой в руках этого жалкого, пережившего века червяка.
-И чтобы меня испытать, - медленно проговорил Тимофеев, - Ты убил моего сына?
Старец с трудом поднял лежащий на полу меч и дрожащей рукой подал его Ивану:
-Убей меня, если тебе от этого станет легче. Я только прошу тебя об одном. Прими этот Посох, - Вещий бессильно качнулся. Чёрная палка выскользнула из его ослабевшей руки. Иван невольно её подхватил и почувствовал, что Посох к нему, словно прилип - Возьми и это. – в иссохшей коричнево-серой ладони Старца появился вдруг пропавший вместе с Посохом Странника медальон, - Возьми … Это память о Сольвейг, твоей пра-пра … - бабке.
Одной рукой придерживая Посох, другой Иван взял медальон и в смятении пробормотал:
-Скажи, хотя бы … как зовут тебя?
Взгляд Вещего на мгновенье застыл и стал изучающее-спокойным, холодным, как вечный, нетающий снег на горных вершинах:
-Меня зовут просто, сынок, - Ульв. А твоё полноё имя – Ульвбьёрн. В тебе течёт моя кровь. Прощай. Да благословит тебя Великое Солнце.
Старец слегка покачнулся и стал недвижим. На его губах застыла улыбка усталого Странника, наконец-то, обретшего долгожданный покой. Тимофеев растерянно стоял перед ним, опираясь на Посох, тяжёлый, словно свинцом налитой, и, сжимая в ладони медальон-оберег. Неожиданно он с изумлением увидел, как морщинки на лице усопшего Старца стали разглаживаться, пергаментная кожа светлеть. Вскоре перед ошеломлённым Иваном, вместо бездыханного Вещего, предстал коротышка из сна. Тут же он начал медленно таять: плавно колеблясь, растворяться в воздухе и улетучиваться, как дым от угасшей свечи.
И тотчас, как только коротышка исчез, прямо из бревенчатых стен к Ивану шагнули двенадцать монахов- апостолов и, осияв избу светом солнечных риз, преклонили пред ним колено. И в разум, и в сердце Ивана проникла их безмолвная клятва: во всём и всегда ему помогать, дабы он удержал в своей руке тяжёлый Посох, полученный им в наследство от Вещего Старца.
Стихла клятва … И посредине избы возникло мягкое и умиротворяющее сияние. Оно росло, усиливалось и постепенно обретало очертания человека. Это был почивший Вещий. Он возлежал прямо на воздухе в своей прежней, удивительной рясе и весь светился тёплым, спокойным светом. Старец улыбался. Морщины-шрамы Жизни – пропали на его лице. И кожа сменила свой пергаментный, серо- коричневый оттенок на нежный и телесный. Казалось, что ушедший Старец созерцал спокойно и умиротворённо то, что он увидел по ту сторону Бытия.